Путешествие втроем - Страница 33

Ричард смотрел на нее и чувствовал, что готов рыть землю, чтобы добыть Уолтера Пайка из самых, если придется, ее глубин. Что с ним такое творится? Чем так смогла околдовать его эта маленькая скромница?

– Может быть, мистер Робин Боббин наведет нас на какую-нибудь мысль, – предположил он.

Сам Ричард склонялся к мысли, что Уолтер мог просто уехать в какой-нибудь пансионат, чтобы отдохнуть. И дать понять мисс Дженкинс, что их отношения его больше не волнуют. Кто знает, что он за человек? Возможно, права его дочь и он в самом деле эгоистичный, безответственный и никчемный человечек.

Когда они поели, Энн достала кошелек с твердым намерением заплатить за себя. Ричард решил с ней не спорить, уважая ее стремление к независимости. Они вышли и сели в автомобиль, и снова потянулась дорога, замелькали деревья. Насытившийся Глостер мирно дремал у Энн на коленях. Энн вдруг показалось, что происходившее с ней в прежней жизни было неважным и незначительным, и самое главное начиналось только теперь. Она стояла на пороге чего-то нового, захватывающего – главного, для чего родилась на свет. Даже любовь к отцу отступила на второй план, хотя по-прежнему окутывала душу Энн ласковым теплом. Но рядом с Ричардом она испытывала чувство совсем иного рода – сокрушительное, пугающее, тревожное и в то же время волнующее, волшебное, ничего общего не имеющее с повседневностью.

Небо между тем вдруг заволокло тучами, и на ветровое стекло полетел рой белых пчел. Ричард включил дворники.

– Снег! – воскликнула Энн.

– У нас есть шанс встретить белое Рождество. Как вы обычно его встречаете, Энн?

– В детстве я встречала его с папой, Джоном и Эдной – моей няней, дома, с елкой. Когда мы жили в Лорел-Лодже, то обязательно ходили в церковь, хотя она расположена в соседней деревне. Эдна жарила гуся с яблоками. И с папой мы встречали Рождество всегда в Англии и всегда с гусем. И в церковь утром ходили. Это стало у нас традицией. А вы, Ричард?

– Я обычно праздновал его в гостях. В семейном кругу мы давно уже не празднуем – моя мать последние годы на всю зиму уезжает на континент, а у сестры свой круг общения.

Ричард подумал, что праздники Рождества последних лет для него ничем не отличались от обычных вечеринок и начисто утратили дух сказки.

– А в детстве?

– У меня было другое детство, не похожее на ваше. Я учился в пансионе, а на каникулы ездил к бабушке. Сестра меня старше, она всегда была очень общительной, и на каникулы ее постоянно приглашали погостить ее школьные подруги. А наши родители праздники любили проводить то в Венеции, то в Париже. Они были очень преданы друг другу, и у них не хватало времени на детей – слишком заняты они были друг другом.

– И вы никогда не собирались все вместе? – удивилась Энн.

– Может быть, когда-то очень давно. Я уже плохо помню.

– Наверное, вам очень не хватало внимания родителей, – сказала Энн, сердце которой переполнила боль за него. Родители могут сколько угодно любить друг друга, но долг перед детьми, забота о них – разве это ничего не значит? Устроить раз в году настоящий праздник своим детям, чтобы на всю жизнь сохранились у них в душе нежные воспоминания, – неужели это так трудно? Ей просто сказочно повезло, отец никогда ничего не жалел, чтобы на Рождество порадовать ее как только возможно.

– Я не могу сказать, что мне их не хватало, – пожал плечами Ричард. – Мой отец был человеком властным и не допускал с детьми особой близости. Я в его присутствии чувствовал себя скованно. А у бабушки и дедушки все было по-другому. Они жили просто, у них были дружные соседи, они собирались все вместе и устраивали пир горой. И детей там было много, все веселились от души. Так что воспоминания о Рождестве у меня остались самые теплые.

– Мой папа был мне лучшим другом, – тихо сказала Энн.

– А мой был всегда недоволен мной, – вздохнул Ричард. – Я не испытывал никакой тяги к наследственному бизнесу. Он умер, когда я кончал школу. Если бы он был жив, я думаю, что нашел бы в себе силы высказать ему свои пожелания и отстоять их. Но он умер, спорить было не с кем, и я поступил на юридический факультет, как он того желал. Если бы я этого не сделал, это оскорбило бы мать. Она сочла бы это предательством его памяти. И я не решился тогда поступить по-своему.

– А кем вы хотели бы стать? – спросила Энн.

– Я очень долго смутно представлял, чем хочу заниматься в жизни, – сказал Ричард. – Но все во мне восставало против того, что мое будущее расписано за меня. Жизнь, из которой исчезает элемент непредсказуемости, представлялась мне жалкой. Меньше всего тянуло меня к конторской работе. И не влекло заниматься бизнесом – ведь в деловой сфере твой успех – это чья-то неудача. Бизнес испокон веков стоит на уничтожении конкурента, а мне казалось, что это несправедливо. Почему не могут преуспевать все? Наверное, я с большим удовольствием стал бы ветеринаром и лечил животных, но отец не захотел бы даже слышать подобный бред. И вот я окончил юридический факультет Кембриджа и начал работать в нашей конторе.

– И что же?

– И в конце концов понял, что исчерпал свой ресурс. Когда я ушел из фирмы, мать восприняла это как пощечину, и сестра ее поддержала. С тех пор мы практически не общаемся.

– Они живут в Лондоне?

– У матери остался большой дом в Эпсоме, но она, как я уже сказал, практически там не живет. У сестры большая квартира в Вест-Энде, она успешно строит свою карьеру.

Мать привыкла видеть в нем покладистого ребенка, и поэтому его бунт явился для нее полной неожиданностью. Ричард помнил ее лицо, полное гнева и изумления, когда он объявил о своем решении уйти из фирмы.